Цена вопроса (сборник)  - Альбина Нури

Он целыми днями торчал на заднем дворе, занимаясь строительством летнего кафе, хотя и не был уверен, что оно когда-нибудь откроется. Можно было нанять рабочих, но Руслан подсознательно чувствовал, что это будет слишком жестоко по отношению к Марусе. Это значило бы дать ей понять: жизнь, несмотря на досадное недоразумение с Алиской, продолжается в прежнем режиме. И планы остаются прежними. Бизнес есть бизнес.

Поэтому он ковырялся в земле, пытаясь вручную вырыть котлован под фундамент. Физический труд, помимо всего прочего, позволял хотя бы какое-то время не думать о некоторых ужасных вещах. Например, о том, что несправедливая, ранняя смерть Алисы принесла ему не только (и даже не столько!) боль, сколько облегчение. Слишком непросто складывались их отношения, слишком много негатива выливала на него в последнее время эта ершистая, неуступчивая, колючая девочка, чтобы он мог испытывать искреннюю скорбь и горе потери. Вместе с тем Руслан понимал, что такие мысли недопустимы, и мучился постоянным чувством вины.

Мало того, имелся и ещё один повод казнить себя. Он знал, что предаёт Марусю.

Не только тем, что мало горюет о её дочери, но и навязчивыми, неотступными мыслями о другой женщине. Более неподходящего времени для романа на стороне невозможно представить, и Руслан из последних сил удерживался в рамках приличий. Но Ирина прочно поселилась в его снах и мыслях. Он бредил ею, постоянно опасаясь, что жена заметит его лихорадочно-возбуждённое состояние. Впрочем, опасения были напрасны, Маруся не видела рядом никого и ничего.

Не знал он, влюбленность это или просто физическое влечение. Сил анализировать свои чувства и желания не оставалось: нужно было их подавлять. А это получалось хуже и хуже. Его неодолимо влекло к Ирине, и если поначалу он худо-бедно маскировал свои визиты необходимостью, то вскоре оставил эти жалкие попытки. Они часами говорили обо всём на свете, не делая попыток к физическому сближению, однако прекрасно понимая, что день за днём приводит Руслана в здание поселковой администрации.

Его разрывало от переизбытка чувств и ощущений, а выхода из ситуации не было. Радость и упоение, которые переполняли Руслана, были круто замешаны на крови Алисы и слезах Маруси.

Гаже всего было то, что Руслан сам воспринимал эту ситуацию как неправильную. Он был твёрдо уверен, что нравственным мерилом в жизни является только одно: внутреннее приятие либо неприятие ситуации. Если ты сам, по своему убеждению, разрешаешь себе тот или иной поступок, если лично ты не видишь ничего предосудительного в своём поведении, то будешь продолжать так поступать. Роль общественного мнения сильно преувеличена. Толки, пересуды, осуждение окружающих неважны и второстепенны. Люди сколько угодно могут твердить: нельзя так унижаться! Или: нельзя столько пить! Пока человек сам не видит в происходящем ничего страшного, он будет продолжать жить по заведённому сценарию.

Маруся не знала про Ирину. Никто не осуждал Руслана и ничего ему не запрещал. Но сам-то он знал, что поступает вразрез со своими принципами. Да и шут с ними, с принципами! Ему не нравилось то, что творилось в его душе. Весь этот глупый щенячий восторг при виде хозяйки, непривычная крепкая зависимость от другого человека… Получается, его тянуло к Ирине помимо воли. Но тянуло с такой мощью, что он не мог сопротивляться. Изо всех сил балансируя на грани, не сдаваясь на милость победителя, воображал себя хозяином ситуации. И, конечно, отдавал себе отчёт, что это самообман.

Очередное утро началось для него с ощущения холода. Руслан открыл глаза и увидел, что окно спальни широко открыто и с улицы тянет сыростью: всю ночь лил дождь. Повернул голову и увидел, что Маруси рядом нет. Из кухни доносился звон посуды, стук ножа по разделочной доске, шум льющейся воды: жена уже встала и занимается завтраком. Он мог бы обойтись без творожников, булочек и омлетов, но понимал, что эти ритуальные действа – тот якорь, который позволяет ей удерживаться на плаву.

Зачем она всё-таки распахнула окно? Руслан решил не спрашивать. Встал с кровати, закрыл створки и натянул брюки с футболкой.

Телефонный звонок раздался, когда он выходил из ванны. Ирина. Даже не взглянув на экран, он уже точно знал, что это она. Научился отличать её звонки от всех прочих. Ему казалось, они звучат призывнее и вместе с тем настойчивей. Это и вправду оказалась она.

– Привет, – инстинктивно понижая голос и воровато глянув на дверь спальни, произнёс он. И тут же разозлился на себя: что он, школьник, который боится строгой матери? Ничего плохого не делает. Ну, позвонила ему глава администрации, что с того?! Оправдываться ни перед кем не требовалось, но он всё равно оправдывался. И ненавидел за это себя, свою слабость, глупую тягостную ситуацию, а больше всего – ни в чём не повинную, ничего не подозревающую Маруську.

– Доброе утро, – пропела Ирина, – не разбудила?

– Нет, – коротко рубанул он, не отвечая на приветствие. И в ту же секунду испугался, что (хозяйка) Ирина рассердится, обидится. Повесит трубку. Прекратит разговор.

Но ничего этого она и не подумала сделать. Не обращая внимания на его резкость, невозмутимо продолжила:

– Я ненадолго. Звоню напомнить: сегодня Осенний бал. На этот раз мы собираемся в кафе «Суперпицца». Начало в семь вечера.

– Сегодня что, уже тридцать первое? – растерялся Руслан.

– Уже, представь себе.

– Но мы не можем, – пробормотал он. Совершенно очевидно, что жена никуда не пойдёт. С момента гибели Алисы и сорока дней не минуло.

– Очень даже можешь, – твёрдо произнесла она, легко отмахнувшись от этого «мы».

– Но Маруся… – начал было возражать он.

– Ей и в самом деле лучше отдохнуть дома, – перебила Ирина, – а вот ты должен пойти. Развеяться немного. Тебе это пойдёт на пользу. А вреда никому не принесёт.

Руслан молчал.

– К тому же она вряд ли заметит, что тебя нет.

Он вздохнул.

– Это ненадолго, сможешь уйти, как только захочешь! Но игнорировать наши традиции неправильно: вам здесь жить. И потом, все откликнулись в тяжёлый для вас момент, помогли, кто чем мог, разве нет? Неужели хорошо будет наплевать на приглашение? – Она говорила тихо и мягко, голос её звучал успокаивающе, но тем не менее чувствовалось, что отступать Ирина не намерена.

И он быстро сдался. С радостной готовностью принял её аргументы. Наверное, ему слишком сильно хотелось пойти, чтобы он продолжал отнекиваться и сопротивляться. Требовалось отвлечься, вырваться из похоронной тишины унылого безмолвного дома. Он не мог больше натыкаться на потерянный, пустой Марусин взгляд. Невыносимо было видеть худое бескровное лицо, на котором застыло отсутствующее плаксивое выражение. Руслан устал от пригибающего к земле чувства вины, горестных мыслей, бесконечных сожалений, самоедства и изматывающей борьбы с самим собой.

Он вышел в гостиную, автоматически поздоровался, сел за стол. Маруся прошептала ответное приветствие, привычным движением наполнила чашку мужа горячим ароматным напитком, плеснула туда сливок, придвинула к нему блюда и тарелки с едой. Тихо примостилась напротив, обхватив тонкими пальцами чашку. Её кофе давно остыл, и пить его она не собиралась. Оба привычно погрузились каждый в свою тишину. Неожиданно для себя Руслан вдруг проговорил: